Есть ли смысл бороться с полицией

НАШИ ПРОЕКТЫ

Как бороться с полицией ?

Бывший начальник МУРа полковник Александр Трушкин:

— Давайте начнем с главного: почему ушли из МУРа за две недели до того, как вам должны были присвоить звание генерала? (Мы давно знаем друг друга и на «ты», но есть правила газетного этикета — потому буду выкать.) К тому же многие москвичи связывали именно с вами надежды на реальную реформу столичной полиции…

— Я не гонюсь за генеральскими званиями. Я ушел от маразма, который сейчас там образовался. Другими словами, потому, что в погоне за статистикой, «палками», «галками» нет никакой работы. Стало даже хуже, чем раньше: тонны бумаг, бесконечные совещания, а на земле работать некому. Я не буду участвовать в этой «палочной» системе и никогда не участвовал. Хотя и знаю, что можно этими дутыми цифрами манипулировать, не выходя из кабинета, но для меня на первом месте — реальные раскрытия преступлений, а не «палочки» и то, как красиво доложить руководству.

— На недавней итоговой коллегии столичного главка министр Колокольцев заявил, что московскую полицию ожидает комплексная проверка. Еще он выразил озабоченность манипуляциями со статистикой и ростом жалоб граждан на отказы полицейских принимать заявления. Им было сказано, цитирую: «Я еще раз предупреждаю: прекратите практику перевода сотрудников из регионов, где работали». Это камень в огород начальника столичной полиции Анатолия Якунина, он же приехал из Орла и привел с собой земляков?

— Министру виднее. Я думаю, что Владимир Александрович увидел: в Москве пошли не по тому направлению. Он всегда призывал к живой работе, боролся за раскрытие конкретных преступлений, за взаимодействие между службами. А сейчас, как я уже говорил, происходит полный раздрай и работа на статистику. Понимаете, приезжие сотрудники, которых назначают на высокие должности, в основном не понимают московской специфики. У них раньше были небольшие участки, где все друг друга знают, а в Москве за каждым углом — сюрпризы. Например, в любой области уже заранее известно, кто в конкретный ресторан ходит, какая группировка и какой контингент. И когда там начинается драка или стрельба, то вычислить всегда можно. А в столице в рестораны ходит кто угодно и когда угодно. И когда начинают спрашивать: «А почему ты не знал, что в этом ресторане будет драка или стрельба?» — как отвечать? Это маразм и дебилизм…

— Давайте вернемся в 2012 год, когда вы возглавили МУР. Что сразу смутило?

— Когда я стал разбираться по отделам, то понял: руководители достаточно слабые. Пришлось чистить и менять. Кто захотел меняться и обучаться, тот остался…

— А что значит — слабые руководители?

— Ну они не знают, где их подчиненные, что они делают и с кем встречаются. Не знают и не читают даже материалы дел, которые у них находятся. Я вынужден был вызывать рядовых сотрудников, чтобы они мне докладывали, потому что руководители не вникали в суть и не интересовались. Все было на самотеке. В шесть часов все бегут домой, с людьми на земле никто не хочет работать.

— Вас пытались купить?

— Меня и раньше пытались купить. Напрямую — нет, а подходы через подчиненных искали. Я слышал, что «обнальщики» (участники преступных схем по обналичиванию криминального и коррупционного капитала. — Ред.) предлагали через каких-то посредников 500 тыс. долларов в месяц. Типа чтобы я их не трогал. В оперативных материалах есть прослушки их разговоров, где один говорит другому: «Трушкину бесполезно «заносить», он же честный отморозок». Потом через неких сотрудников лица, организующие незаконную миграцию, — предлагали миллионы. А я им в ответ — уголовное дело. В итоге некоторых сотрудников выгнали или посадили.

— А предателей в московской полиции много?

— При планировке мероприятий часто сталкивались с тем, что информация уходила, и много чего срывалось.

— Продавали информацию преступникам?

— Да. Ну например, большие проблемы создавал отдел по угону автотранспорта (7-й отдел МУРа. — Ред.). И не секрет, что сотрудники полиции «крышуют» преступные группы. Не мелочь всякую, а серьезные ОПГ, которые угоняют дорогие иномарки. Я выяснил, что ни одна из таких преступных групп в Москве не была задержана. Не было никаких разработок, чтобы сели все участники ОПГ. Создавалась видимость работы и задерживалась всякая мелочь. Каналы ухода машин из Москвы не выявлялись и не перекрывались, а дорогие иномарки продолжают угонять. Я по результатам проверки отдела вывел за штат несколько человек. Однако потом их без всяких проверок взяли в ГУУР (Главное управление уголовного розыска МВД. — Ред.), и они и дальше продолжают «бороться» с угонщиками. Хотя все знают, что эти сотрудники имеют связь с криминальными структурами.

— Какой, на ваш взгляд, уровень коррупции в столичной полиции?

— Большой. Вся проституция находится под сотрудниками полиции. Те же наркопритоны…

— Мне рассказывали, что вы прямо в глаза говорили некоторым руководителям, «крышующим» проституцию: «Какой ты полицейский? Ты — сутенер!»

— Я им прямо говорил, что о них думаю. Я привык работать открыто, без всяких темных схем. За это они меня… ну очень сильно любят. (Смеется.)

Поехали дальше. Давайте возьмем ситуацию с подпольными автосервисами в Московском регионе, где разбирают угнанные иномарки. 80% угнанных машин среднего класса идет под разборку. Никто эти подпольные мастерские не трогает. Понимаете: никто!

Когда я стал эти вопросы поднимать, то начальники округов стали направлять в автосервисы участковых. Типа: проведена проверка и составлен протокол. Я им говорю: «Вы что, обалдели? Проведите оперативные мероприятия и узнайте, когда приходят ворованные машины для разборки и ловите угонщиков. Проследите всю цепочку, выявите автомагазины, куда доставляются ворованные запчасти». А они смотрят на меня, как на сумасшедшего, и заявляют: «Участковые никаких нарушений не обнаружили». Это как понимать?

Еще один интересный момент: я выяснил, что в Москве функционируют порядка 15 обменных контор, где нелегально обналичивают черный нал. Целыми мешками деньги носят. Клиентов таких контор постоянно грабят со стрельбой, избиениями, были даже убийства. У преступников наблюдателями работали женщины с детьми, старики и обо всем докладывали: кто вошел с мешком и т.д. Задаю вопрос начальникам округов: «Почему никто не может прикрыть эти конторы? Давайте их уберем, преступники будут искать новые точки и, в конце концов, засветятся». А они отвечают: «Нет законных оснований закрыть эти конторы». Как это — нет? А провести нормальную оперативную работу? Я написал письмо начальнику столичного главка, но все обнальные конторы по-прежнему работают. Я считаю, что здесь коррупция — налицо. И мне известно, что за «не трогать» обнальщики предлагают полмиллиона долларов в месяц.

— А что происходит в территориальных отделах уголовного розыска?

— Я объехал много подразделений. Вывод: везде крайне низкий уровень. Сотрудники не знают самых элементарных вопросов и не работают на земле. Я уже не говорю об оперативной составляющей. Опыта никакого нет, и оперативники не пытаются его набрать. А вся работа направлена на то, чтобы в день обязательно сделать сводку. Вот они и занимаются всякими подбросами, фальсификациями. Никто не проверяет, например, как задерживаются лица с наркотиками. А я уверен: это в основном — подбросы. Либо оперативники договариваются с наркоманами, и они под контролем продают наркотики. Либо договариваются для статистики со своими знакомыми. Но с притонами никто не борется. Даже если узнают адрес притона — его не разрабатывают, лишь задерживают выходящих лиц. Потом выдают победные сводки. Вся работа идет на это.

Я был вынужден проверять каждую сводку и выяснил, что сотрудники уголовного розыска занимаются полной ерундой. Доходило до маразма: допустим, задержали гражданина за кражу кошелька. Возбуждено уголовное дело, человек посажен. Вызываю руководителя и спрашиваю: «Объясни, пожалуйста, как твои молодые сотрудники задержали карманника? Ведь карманники — это узкие специалисты и профессионалы?» А он молчит. Выясняю: вранье полное, подброс!

— А еще есть примеры?

— В одном из округов каждый месяц задерживали наркокурьера с большой партией героина. Задаю вопрос руководителю управления: «Что за талантливые люди работают в этом отделе уголовного розыска? Есть ли у них хорошая агентура, «подсветка» в этом плане, разработки по каналам доставки героина?» Получаю ответ: «Они сами там работают и в известность нас не ставят». Вызываю этих сотрудников и задаю тот же самый вопрос. А они: «Шли по улице и заметили подозрительного человека. Проверили, а у него оказался килограмм героина». Стал проверять и выясняю, что они работали с местными наркоманами и вычисляли тайники. Затем устанавливали «закладчика» (участника преступной группы, оставлявшего партию наркотика в условленном месте – Прим. ред.) и под видом якобы случайного прохожего задерживали. Я им говорю: «Так нужно было разработать всю группу наркодельцов, отработать связи и схемы. Короче, красиво сделать». А они: «А зачем заморачиваться?» И не раз так получалось. Вызываю руководителей этих оперативников, и они несут какой-то бред про доверие своим подчиненным.

В результате вообще перестали ловить наркодилеров и стали работать на «палку» и на сводку. Я тысячу раз говорил на совещаниях: «Хватит заниматься «палками» и очковтирательством! Ведь уголовный розыск совсем сгниет!» Бесполезно, как об стенку горох. Оперативники не хотят работать по-другому и не умеют — так им легче: подбросить или сфальсифицировать…

— А как идет взаимодействие между службами?

— Никто не хочет взаимодействовать, и все делят «палки» и сводки. Доходит до конкретных конфликтов. Например, по поводу того, кто первый даст сводку, и кто встанет на первое место. Но ведь важно не то, кто первый постучался в дверь или преступнику руку заломил, — мозги должны работать! Из-за этой статистики — страшная возня, которая отнимает кучу времени.

Недавно так расстреляли оперативников на Ленинградском шоссе: они ехали на задержание полностью не подготовленные, с личными травматическими пистолетами, и о самой операции их руководители узнали уже после расстрела.

Еще хочу сказать о связке «оперативник—участковый». Это — самый главный момент в системе МВД. Остальные подразделения должны оказывать помощь в информации и аналитике. А на практике оперативники и участковые стали низовыми подразделениями, на них все ездят. И при этом именно от них требуют и раскрытия преступлений, и дурацкую отчетность. Они завалены бумагами из штабов: отчетность, отчетность, отчетность… А когда работать с людьми? Как раскрывать преступления?

— Назначен новый начальник МУРа — Игорь Зиновьев. Что он за человек?

— Не знаю… (После длинной паузы) Гораздо мягче, чем я…

— 20 октября вы подали рапорт на увольнение из МУРа. Как отреагировал министр?

— Он просил остаться и предложил другую должность в системе МВД*. Я ответил: «Я не могу постоянно бороться с преступностью в собственных рядах. Моя задача – борьба с внешним криминалом».

— Жизнь с нуля начинаете, взяток-то не брали?

— Почти с нуля. Хотя у меня и есть предложения по работе. Но в госструктуры я больше не пойду. Хочу отдохнуть и пожить для семьи. Наконец-то стал высыпаться.

— Сдались, значит?

— С какого перепугу? Никто не сдавался. Просто в этих условиях мои знания и опыт не нужны. Сейчас сотрудники хорошо работать и защищать народ просто не хотят. Они привыкли обманывать, заниматься подтасовками. А я так не умею…

Справка «Новой»

Александр ТРУШКИН родился 1 июля 1965 года в селе Коневое Скопинского района Рязанской области. Окончил Московский государственный технологический университет.

В милиции работал с 1986 года, поступил в 1-й полк ППСМ ГУВД Мосгорисполкома. В 1993 году назначен на должность младшего инспектора, оперуполномоченного, потом старшего оперуполномоченного уголовного розыска 68-го ОВД 7-го РУВД ЦАО Москвы. С 1997 по 2009 год занимал разные руководящие должности в МУРе. Принимал непосредственное участие в разработке и задержании членов ореховской, курганской и медведковской ОПГ. В 2009 году занял пост начальника УСБ ГУВД г. Москвы. 31 августа 2012 года указом президента Владимира Путина назначен на должность начальника Управления уголовного розыска ГУ МВД России по г. Москве. В октябре 2013 года подал рапорт об отставке.

Награды: орден Мужества, две медали «За отвагу», медали ордена «За заслуги перед Отечеством» 1-й и 2-й степеней, медаль «За доблесть в службе» (МВД), три медали «За отличие в службе» (МВД).

4 000 000 просмотров, поскольку не полиция, а народ у нас такой:

Люди в городеУволившиеся полицейские. Есть ли жизнь после ментовки?

Эшник, патрульная, борец с коррупцией и конвоир

В России не любят полицейских, при этом 10 % всех смертей полицейских — это самоубийства. Перестать «быть ментом» сложно: сотрудникам кажется, что их работа на всю жизнь, а после можно идти только в охранники. Тех, кто все-таки выбрался из касты силовиков, разыскал спецкор The Village Андрей Яковлев. Вот истории четырех полицейских, которые уволились и не пожалели об этом.

Владимир Воронцов, 34 года

Воронцов — уникальный человек. В его паблике больше 300 тысяч подписчиков, а телеграм-канал «Омбудсмен полиции» входит в десятку самых цитируемых в России, между Кадыровым и Соловьевым. Он отслужил 13 лет, в том числе в Центре по борьбе с экстремизмом: обыскивал офис Навального, ходил на митинги, поймал чиновника-педофила. На службе считался «залупологом». После увольнения полгода работал на телевидении. Сейчас он один из самых известных бывших полицейских и глава единственного настоящего полицейского профсоюза. Воронцов считает, что нормальные люди из полиции уходят и будут уходить.

Мне нужно было найти во «ВКонтакте» пять свастик в неделю. Так же, для статистики, я регулярно ездил в общежитие Плешки и спрашивал коменданта, нет ли у них в вузе террористов

По юности я общался с националистами, был знаком с Марцинкевичем и подумал, что прикольно было бы совместить знание субкультур и навыки опера, поэтому перевелся в отдел по борьбе с экстремизмом. В 2011 году я задержал группировку антифашистов, которые выслеживали и расстреливали правых. В стране тогда только зарождалась протестная активность, мы постоянно ходили на митинги. Никого не фотографировали, просто выявляли лидеров — это называлось «поводить жалом». В то время задачей ЦПЭ было найти общеуголовные преступления, которые совершаются по идеологическим соображениям. Тогда еще не было полиции мыслей и посадок за репосты. Ментовка начала деградировать позже.

Но все равно уровень работы отличался от всех отделов, где я работал раньше. На Петровке мы занимались и прослушкой, и наружкой, и «снятием информации с технических каналов связи». Я лично задержал педофила — судебного пристава. Еще какое-то время мы занимались мигрантами. Я нашел в Новой Москве огромный особняк за высоким забором с охраной, в который нелегально привозили людей из других стран. Докладываю о коттедже начальнику, а он спрашивает: «Ты когда-нибудь летал на вертолете?» — при мне звонит и просит вертолет. Мы полетали, я сфотографировал участок, нарисовал карту. Показываю начальнику видео, а он: «Ну, здесь нужно человек 100». И в день икс два вертолета с десятью омоновцами зависают над участком, остальные 90 сносят шлагбаум и всех задерживают. Самое смешное, что нелегалов там было много и мы потратили огромные силы, а приговор организатору в итоге — штраф 50 тысяч рублей. Вертолет больше солярки сжег, пока мы туда летели.

Водка в метро, человеческая грязь и свастики

Когда я только пошел в ментовку, думал, что буду заниматься благородным делом — бороться с преступностью. Я тогда играл в Quake в компьютерном клубе, и один чувак из нашей команды искал себе замену в патрульно-постовую службу. Разочаровался я в первый же час. 3 января 2004 года, вся Москва отсыпается после новогоднего бухыча, я выхожу на смену. Все красиво: менты по форме, в бушлатах, на столе — наручники, бронежилеты, дубинки. Нам выдали фотороботы, и я стал добросовестно всматриваться в лица прохожих. Думал: «Блин, они по 20 лет работают и никого не поймали, а я в первый день по-любому поймаю». На станции «Марьино» прапорщик подходит и говорит мне: «Я такой-то, командир такого-то отделения. Я пью пиво „Московское бочковое“. Выпиваю одну бутылку за семь секунд. Засекай». Покупает в ларьке и выпивает прямо в форме.

Весь трешак в ментовке, который сейчас прорывается наружу, тогда был нормой жизни. Не было ни ютьюбов, ни смартфонов с камерами, и никто не боялся публичности. Нам стабильно платили деньги, а трудности казались временными, плюс я учился и работал в одном направлении и не понимал, чего хочу от жизни. Через три месяца меня отправили в учебную часть. Там мы просто ходили в наряды, мыли полы и красили заборы.

В 21 год меня сделали младшим лейтенантом. В подчинении 37 человек, многим из которых под 40 лет. Я прыгнул через голову — конечно, были недовольные. Меня тоже не устраивали ни подчиненные, ни начальство. Оно считало, что сопровождать поезда в метро — это правильно. Но один милиционер в одном в вагоне — идиотизм, он ничего не сделает в одиночку. Лучше усилить контроль в криминогенных точках: выявлять подозрительных личностей, бороться с торговлей, выправлять бомжей из метро. А мои подчиненные ничего делать не хотели — просто жрали водку в катакомбах, спали, играли в карты и подделывали маршрутную карточку. Проработав там полтора года, я понял, что тупею. В округе в сутки совершалось 50 преступлений, из которых 30 раскрывали. В метрополитене же стабильно — 0:0. Мне хотелось чего-то нового, реализовать себя, а в это время двоюродная сестра вышла замуж за мента-оперюгу. Походка вразвалочку, взгляд серьезный — короче, образец для подражания. Ну я и перевелся в уголовный розыск, в Люблино.

Угрозыск — это раскрытие очевидных преступлений. И конечно, жуткая палочная система. Каждая группа по два человека должна была раскрыть одно преступление в неделю, чтобы не работать в выходные. Проще всего раскрыть те, что связаны с наркотиками. Брали обычно тех, кто продавал своим друзьям. По сути, это перепродажа без навара, но формально — сбыт, который, конечно, не вел ни к каким крупным поставкам.

Часто занимались человеческой грязью: пьяными разборками и кражами. Люблино — район неблагополучный: чернь и пролетарии. Я чувствовал, что меня засосало в движуху и я плыву по течению. Работать приходилось на личной машине: бензин, принтер, краска и бумага тоже за свои деньги. Меня это не смущало, я радовался дурацким событиям типа грамоты за службу. Стал частью системы. Перерабатывать было в порядке вещей. В основном потому, что тебе самому прикольно. Дождаться преступника в засаде или приковать его к стулу и самому спать рядом в отделении, чтобы утром оформить. Я жил на работе и интересов в гражданской жизни не имел. Если начальство по дурости просило работать в выходной, я мог сказать свое «фи», но после этого могли дать выговор.

История про то, как Воронцова хотели уволить

Однажды меня хотели уволить. В то время я заочно учился на последнем курсе университета и хотел взять отпуск для написания диплома. Начальник УВД отказался подписывать мое заявление. Не вопрос — заявление об отпуске носит уведомительный порядок, поэтому отправляю заказное письмо. В понедельник не выхожу на работу — мне звонит начальник:

— А почему вас это интересует? Я нахожусь в отпуске.

— А вы его оформили?

— Насколько я знаю, письма по Москве идут не больше трех дней.

Никто так не делал раньше — у них был разрыв шаблона. Начальник УВД был в ярости. Первые пару месяцев он каждую пятницу говорил, что я сотрудник-предатель и по выходе из отпуска буду уволен. Но на самом деле, что я такого сделал? Избил задержанного, дал взятку? Нет, просто воспользовался своим правом пойти в отпуск. А вот если бы я взял взятку и меня бы посадили, начальник сказал бы: «Нормальный был опер, хороший парень, но не повезло, давайте ему скинемся на адвоката».

И вот я прихожу в первый день после отпуска — он смотрит на меня, потирая руки. Прожигает взглядом. А тогда ходили слухи, что начальник влез в тему с коммерсантами, куда не должен был лезть, и его заказали. В тот день в отдел зашёл мужчина и сказал дежурному: «В метро напротив меня сидели два человека и обсуждали, что сегодня 200 человек будут громить ТЦ „Москва“. В пакетах были железные прутья». А дежурному оставалось отработать десять минут до пересменки. Он говорит: «Мужик, ты присядь, посиди десять минут, потом примем у тебя заявление». Десять минут прошло — ничего не происходит. Мужик говорит: «Мне на работу надо, я пойду?» — «Иди, конечно. Завтра придешь, напишешь». А мужик был полковником. Вскоре наш начальник куда-то уехал, а через два часа вернулся уже за вещами. Он даже не успел меня уволить.

Когда же после угрозыска я наконец пошел работать в Центр «Э», в полиции резко усилилась роль штабов. Штаб — это такое подразделение, которое занимается не преступлениями, а статистикой. Именно они ввели палочную систему вообще во все сферы полиции. Мне нужно было найти во «ВКонтакте» пять свастик в неделю. Тогда никто не знал, является ли интернет публичной площадной, поэтому мы просто просили «ВКонтакте» удалить изображение и никого не сажали в тюрьму. Я направлял предписания, и мне было абсолютно насрать, удалят они свастику или нет. Проверяющим тоже было все равно. Нужно было просто выполнить план. Таким же образом для статистики я регулярно ездил в РЭУ имени Плеханова спрашивать коменданта общежития, нет ли в вузе террористов.

Профсоюз вне системы

Когда романтика в жопе играть перестала, я расхотел работать по выходным. Пошел в дежурную часть, а потом проверяющим конвойной службы охраны и изолятора. Вот так 11 лет отбивался от служебных проверок, а тут вдруг сам их провожу. Я решил делиться своим опытом и в 2017 году завел группу во «ВКонтакте», куда обезличенно записывал свои наблюдения и помогал тем, кого сам же кошмарил. Чем лучше рядовой сотрудник будет подготовлен к беспределу начальника, тем проще ему будет отказаться от выполнения незаконного приказа. Обычно полицейский сам виноват в своих проблемах, потому что он терпилоид и не знает, как действовать. Он может быть смелым парнем: бросится в огонь, спасет утопающего, но свои собственные права защитить не может.

Например, сотрудник не вышел работать в свой выходной — ему говорят: «Пиши объяснение». И все, мент срется в штаны. На деле не так страшен черт, как его малюют. Я помогаю сотрудникам четко и лаконично донести свою позицию со ссылками на приказы министра и другие законы. Сейчас в группе доступно больше 70 объемных и подробных ликбезов. Актив группы — человек 300. Раньше мы вместе направляли письма в органы власти, чтобы добиться справедливости. Так мы уволили двух начальников в Текстильщиках: опубликовали аудиозаписи, как начальник полиции в уродской манере разносил матом участкового за опоздание на 15 минут. Его уволили за поступок, порочащий честь и достоинство. А потом и его начальника уволили, который говорил: «У вас пивные сосочки скоро будут больше, чем у Даши. Пожрете свои хинкали и будете ходить вонять говном. Сколько вы мне приносите [денег]? Столько — а должен быть миллион долларов». Уэсбэшники (сотрудники Управления собственной безопасности. — Прим. ред.) благодарили меня, потому что не могли его никак уволить. Но когда поднялось народное возмущение, никакие бабки ему не помогли. А однажды мы добились поощрения сотрудника, который спас суицидника в Краснодаре.

Не надо обращаться в органы власти и записываться к начальству на прием — просто напиши в нашу группу о несправедливости. Хотя порой это плохо кончается. Плохому начальнику могут дать выговор, а человека, который рассказал правду, уволить. Но, может, это и к лучшему — пока не поздно, можно перековаться и найти себя в гражданской жизни.

На работе я считался залупологом, спрос с меня был меньше, чем с обычного сотрудника. За полгода до увольнения ко мне пришла самая серьезная проверка за всю жизнь, и она, как волна, *********** [разбилась] о скалу, я вышел сухим из воды. Это сильно подломило моего руководителя: потом мне уже никто не звонил по вечерам, никто не требовал работать в выходные. Я оказался в привилегированном положении, но понимал, что в целом придется терпеть еще семь лет этого говна, до пенсии. Все полицейские мечтают дожить до пенсии, но на самом деле, когда ты в 40 лет пенсионер, кому ты нужен со своим багажом знаний? Ничего не умеешь, переучиваться сложно. Выход один — ЧОП, шлагбаум.

Спустя полгода после того, как я завел группу, мне предложили работу продюсера криминальных новостей на канале «360°», и я ушел. Шока от новой жизни не было, я не нажирался и не сжигал ритуально форму , но какой же кайф носить бороду и одеваться так, как хочется. В ментовке ты весь какой-то зажатый, пиджак надел и сидишь, ничего сказать не можешь. Тебе каждый день сверху говорят: «Ты дебил, ты дебил». — «Да, я дебил».

Угрозы и деанонимизация

В сентябре я вышел на новую работу, а в ноябре ко мне домой пришли с обыском по делу подполковника Страпоненко (в «Омбудсмене полиции» Воронцов выложил фотографии с домашней вечеринки сотрудницы полиции, где она примеряет игрушки из секс-шопа; уголовное дело возбудили по статье 137 — «Нарушение неприкосновенности частной жизни». — Прим. ред.). Я все что угодно мог представить, но не обыск. На тот момент у меня в группе не было политики: не упоминалась фамилия Навального, не было критики министра МВД. Оказалось, что модель поведения «не ругать руководство, но выявлять косяки в регионах» не работает.

Моим делом занимались на самом высоком уровне, один из следователей сказал, что будет докладывать об итогах начальнику УСБ страны. Но суда не было, дело прекратили, потому что изначально фотографии всплыли не у меня, а на Fishki.net. Наверное, мои посты просто увидел министр или замминистра и подумал: «Что этот нигер себе позволяет?» Во время обыска они сказали, что хотят, чтобы я перестал публиковать внутренние документы с резолюциями министров. Если бы меня просто хотели запугать, то не пытались бы вести диалог. Хотя искать логику в их действиях — все равно что искать в жопе алмазы. Надеюсь, они понимают, что, устранив меня, ничего не изменится — со мной работает команда единомышленников.

Я решил деанонимизироваться и дал интервью «Дождю», а потом и другим изданиям. На момент обыска у группы было 55 тысяч подписчиков, сейчас — 333 тысячи. Нашу группу мониторят в МВД и СК, подписаны даже официальные аккаунты пресс-секретарей. Я ушел с телеканала и сейчас занимаюсь только профсоюзом. Меня серьезно прессует налоговая, поэтому не хочу вдаваться в подробности заработка. В основном донатят подписчики, но я их предупреждаю, что деньги могу просто пропить. Иногда мы напрямую собираем средства на лечение детей и на жизнь вдовам погибших сотрудников.

Служба в полиции — это обычная контрактная работа, и я не понимаю, зачем портить свое здоровье в уродских условиях и без какой-либо стабильности. Среди полицейских же огромное количество суицидов. Многие умирают по естественным причинам в раннем возрасте. Если б платили хотя бы тысяч 150, тогда бы я понимал, что работаю за деньги, а сейчас зачем? Зарплата не индексируется, в Москве тотальный недобор людей: по моим данным, не хватает 40 % сотрудников. Меньше людей — больше нагрузка. Нормально рассмотреть ничего не успеваешь, начальники ни во что не вникают, только топают ножкой, вынь да положь. Никто не думает о том, чтобы улучшить и наладить процесс, есть только статистика. Никто не думает о том, как помочь человеку — такой цели на инструктаже просто не существует. Обычно цели такие: пробить минимум 50 машин на розыск. Зачем, почему? Неизвестно.

Каждому герою The Village задал провокационный вопрос, давно ставший народной кричалкой. Позор ли России — мусора?

МУСОРА — ПОЗОР РОССИИ?

Несмотря на свой стаж работы в последнее время я стал употреблять все чаще и чаще слово мусор в отношении полицейских. Под этот собирательный образ попадают те сотрудники (причем в основном руководители), которые в угоду своих корыстных интересов откровенно злоупотребляют полномочиями и используют закон в личных целях. Это настоящие мусора, это позор России, ведь они давали присягу и торжественно клялись соблюдать закон. Рано или поздно такие люди оказываются фигурантами уголовных дел. Но в то же время есть у нас и честные нормальные сотрудники, к которым данная фраза не применима.

Разоблачаем преступников. Куда обращаться при мошенничестве через интернет?

Отечественный рынок электронных платежей стремительно развивается, но вместе с ним растет и число интернет-махинаций. Раскрываемость в этой сфере остается гораздо более низкой, чем по другим видам преступлений. К тому же, не все пострадавшие сообщают о случившемся.

По данным Института проблем правоприменения, в России среди жертв удаленных преступлений 75% считают, что ответственность лежит на них: проявили беспечность, отдали деньги добровольно. Люди не видят состава преступления, поэтому не обращаются в правоохранительные органы. На самом деле, писать заявление об интернет-мошенничестве необходимо, как и в случае с любым другим уголовно наказуемым действием. Причем, незамедлительно. Чем скорее вы сообщите о преступлении, тем больше шансов найти преступника и вернуть деньги.

Куда можно обращаться?

За злодеяния, совершенные в интернете, предусмотрена такая же ответственность, как и за преступления в реальности. В данном случае, это статья 159 УК РФ «Мошенничество». Аферистам могут дополнительно инкриминировать другие правонарушения:

• незаконное предпринимательство;
• преступления в сфере компьютерной информации;
• шантаж;
• вымогательство и т.д.

Каждый случай имеет свои уникальные особенности. В зависимости от ситуации, пострадавшему следует обращаться в одно из следующих подразделений МВД РФ:

1. Полиция – занимается поиском злоумышленника.
2. Прокуратура – устанавливает вину нарушителя, контролирует работу полиции.
3. Суд – определяет меру пресечения, принимает решение о возврате денег потерпевшему.
4. Управление «К» (кибербезопасность) – особое подразделение МВД для борьбы с преступлениями в сфере информационных технологий.
5. Отдел по борьбе с экономическими преступлениями (ОБЭП) – борется с противоправными деяниями в финансовой сфере.
6. Роскомнадзор – служба для контроля сферы ИТ и массовых коммуникаций.
7. Служба поддержки виртуальной платежной системы — если перевели деньги мошеннику на электронный кошелек.
8. Горячая линия банка — если деньги были списаны с вашего счета.

В каких случаях какой орган выбирать, чтобы пожаловаться?

Как правило, мошенники в сети действуют под вымышленными данными. Но бывают случаи, когда вы знаете своего обидчика лично, либо он даже не пытается скрываться и не отрицает содеянного.

При наличии исчерпывающих доказательств можно подавать иск через суд, минуя другие инстанции. Решение суда во многом будет зависеть от точности и грамотности искового заявления. Лучше обратиться за помощью к юристу, человеку без специального образования будет сложно учесть все нюансы.

Еще один случай, когда нужно обращаться в суд, – это мошенничество со стороны юридического лица (организация или ИП, владеющие интернет-магазином). Необходимо направить письменную претензию с требованием расторгнуть договор и вернуть денежные средства в полном объеме. В случае отказа, в рамках гражданского процесса можно подавать иск в суд о защите прав потребителя. Если личные данные злоумышленника не известны, отсутствует подтверждение злого умысла, а восстановить справедливость хочется, – помогут правоохранительные органы.

Полиция

Этот орган МВД осуществляет первичный сбор улик, установление личности злоумышленника, его задержание и возбуждение дела. Заявление в полицию можно подать в отделении по месту жительства или любом удобном для вас, в данном случае это не принципиально. Расследование должно проводиться по месту совершения преступления.

В случае с интернет-мошенничеством, местом преступления является Всемирная сеть. Этими случаями занимаются в Управлении «К», и ваше обращение будет перенаправлено туда. Зачем идти в полицию, если можно сразу написать в Отдел «К»? Практика показывает, что большинство обращений от потерпевших получают отказ в рассмотрении из-за того, что неправильно составлены.

Сотрудник полиции поможет четко и последовательно изложить ход событий, выбросить из заявления ненужные подробности и указать важные для следствия моменты. Вас опросят на предмет возможных доказательств и предложат приложить их к документу. В итоге, получится полноценное и грамотное заявление, которое сложно составить самому, не имея опыта. Конечно, в интернете есть шаблоны и образцы, но мошенничество принимает очень разные формы, каждый случай индивидуален.

Прокуратура

Этот орган исполняет надзорные функции. Заявление в прокуратуру имеет смысл подавать, когда не получилось реализовать свое право на защиту в полиции в порядке, предусмотренном ст. 124, 125, 148 УПК РФ. Вы можете просить провести проверку действий сотрудников отделения, в которое обращались, в двух случаях:

1. если получили отказ в возбуждении уголовного дела из-за отсутствия состава преступления, но не согласны с данным решением;
2. если уголовное дело было возбуждено, но следственные органы или органы дознания бездействуют, вы находитесь в неведении о ходе дела.

В прокуратуру также можно обратиться, если вы столкнулись с мошенничеством со стороны юридического лица. Дополнительно к судебному иску пострадавший может направить заявление в орган прокуратуры по месту регистрации ИП или фирмы. В обращении вы просите проверить законность работы организации на предмет мошеннических действий.

Отдел «К»

Это специальное подразделение криминальной полиции для расследования дел, связанных с компьютерной информацией. У его сотрудников есть большой опыт и все необходимые ресурсы для вычисления личности и местоположения преступника, скрывающегося за вымышленными аккаунтами, сайтами, электронными почтами, телефонными номерами. Управление «К» – одно из самых засекреченных в системе МВД России.

В каких случаях нужно обращаться непосредственно сюда:

• блокировка операционной системы ПК или мобильного устройства через специальные программы с требованием денег за возвращение доступа;
• взлом аккаунтов в социальных сетях, шантаж и требование денег за возврат доступа;
• кража информации или денег с ваших счетов посредством вредоносных программ;
• любые мошеннические действия, совершенные в интернете (продажа несуществующих товаров, поддельные благотворительные сборы, финансовые пирамиды и т.п.).

Подать заявление в региональный Отдел «К» можно как лично (в ближайшем отделении полиции) так и онлайн, через сайт МВД (раздел «Прием обращений», адресат – Управление «К»).

Отдел по борьбе с экономическими преступлениями

ОЭБ (ОБЭП) – отдел при МВД РФ, занимающийся преступлениями экономической направленности и коррупцией. Имеет смысл писать заявление в территориальный Отдел экономической безопасности, если субъектом мошенничества в интернете является юридическое лицо. ОБЭП специализируется в выявлении сложных и запутанных преступных схем с фиктивной документацией, поддельными договорами и теневыми счетами.

Среди распространенных форм обмана в интернете сюда относятся:

• кредитное мошенничество;
• мошенничество с недвижимостью;
• любое несоблюдение договора юридическим лицом;
• присвоение денег должностным лицом путем злоупотребления доверием или обмана;
• нецелевое расходование средств руководством организации.

По заявлению сотрудники ОБЭП проводят проверку и выносят решение: передать в соответствующие органы для возбуждения уголовного дела или отказать в возбуждении.

Роскомнадзор

Это специальная федеральная служба для контроля в сферах связи, ИТ и массовых коммуникаций. Мошенничество в интернете также входит в компетенцию Роскомнадзора. В каких случаях имеет смысл обращаться сюда:

• если необходимо заблокировать вредоносный сайт;
• если необходимо заблокировать мошенническое сообщество или аккаунт в соцсетях.

Подать свое заявление можно через Единый портал госуслуг или на официальном сайте Роскомнадзора.

Служба поддержки виртуальной платежной системы

В случае, если деньги злоумышленнику вы перечислили на электронный кошелек (QIWI, WebMoney, Яндекс.Деньги и другие), имеет смысл обратиться в службу поддержки этой платежной системы. Так можно добиться оперативной блокировки кошелька мошенника, чтобы он не успел обналичить деньги или перевести на другой счет. Скорее всего, администрация сайта не предоставит вам личные данные пользователя, но будет сотрудничать с правоохранительными органами, если такое требование поступит в официальной форме.

Горячая линия банка

Рассмотрение заявления в полиции занимает определенное время, а действовать нужно незамедлительно. Если деньги были переведены злоумышленнику с вашего банковского счета, позвоните в службу поддержки и сообщите о случившемся. В каких случаях обязательно обращаться:

• «Фишинг» – кража платежных данных вашей карты на фишинговых сайтах, подставных интернет-магазинах.
• Покупка в недобросовестном интернет-магазине: получили деньги и не выслали товар.
• Кража вашей карты и списание средств, оплата покупок.

Если представители банка не реагируют или затягивают решение проблемы, имеет смысл обратиться в Центральный банк РФ.

Как написать заявление? Пошаговая инструкция

Законодательно не установлены четкие требования к содержанию заявления, оно пишется в свободной форме. Но есть определенная структура, которую нужно соблюдать, чтобы документ был принят в уполномоченных органах. Заявление должно включать:

• «Шапку» – полное название органа (прокуратура, суд), куда подаете заявление. Если это отделение полиции, то заявление пишется на имя руководителя с указанием его должности. Здесь же заполняются ваши паспортные данные и контактная информация.
• Четкое и последовательное изложение событий, которые заявитель относит к мошенничеству. В этой части необходимо обозначить всех фигурантов дела, перечислить факты с указанием времени и места. Избегайте домыслов и ложной информации, не пишите о своем личном отношении к преступнику и его действиям, излагайте мысли кратко. В идеале, документ не должен занимать больше одного листа А4.
• В обращении в прокуратуру указывайте, что не согласны с действиями полиции либо просите провести проверку по факту бездействия следствия.
• Указание всех известных вам данных: адрес сайта, имя злоумышленника (пускай даже ненастоящее) или никнейм, данные карты или электронного кошелька, e-mail, номер телефона и т.д.
• Ссылки на законодательство (статью 159 УК) и иные нормы, уместные в этом случае. Если не уверены, лучше ограничиться общими фразами («Прошу провести проверку»).
• Дата, подпись заявителя.
• Приложение – документы, разъясняющие ситуацию.

Не забывайте, что в официальном документе нужно соблюдать деловой стиль речи, избегать ругательств, грамматических ошибок. Заявление можно писать как от руки, так и набрать на компьютере и распечатать, но подпись и дата заполняются собственной рукой пострадавшего.

Что может выступать доказательствами?

У преступлений, совершенных в интернете есть своя специфика, но улики важны и здесь. Любая информация о преступнике может лечь в основу проверки и значительно помочь расследованию.

• Чеки об оплате.
• Выписка по вашему счету из банка.
• Распечатка переписки, сообщений электронной почты.
• Скриношоты переписки в социальных сетях.
• Документы, полученные от афериста, договоры.
• Детализация звонков и сообщений по вашему номеру телефона.
• Фото, видеоматериалы, собственноручно сделанные записи телефонных разговоров.
• Любые другие свидетельства взаимодействия с интернет-преступниками.

Что будет происходить дальше?

Подавая заявление о мошенничестве, не забудьте взять отрывной купон с датой, временем и номером обращения (КУСП №).

Ответ должен прийти по почте в течение 3-10 дней. По вашему обращению будет вынесено решение: либо о возбуждении уголовного дела, либо отказ в возбуждении в порядке, предусмотренном ст. 144, 145, 148 УПК РФ. В случае отказа вы вправе обжаловать его в прокуратуре. На рассмотрение жалобы отводится от 3 до 10 дней.

В случае, если сотрудник полиции ведет себя с вами некорректно (грубит, использует нецензурную речь, игнорирует вопросы, убеждает забрать заявление) вы имеете право обратиться к руководителю данного органа полиции. Он обязан провести служебную проверку и привлечь полицейского, допустившего нарушения, к дисциплинарной ответственности.

Для Отдела экономической безопасности максимальный срок рассмотрения обращений – 30 дней. Но из-за большого количества нарушений в рыночной сфере и относительной сложности их раскрытия, ОБЭП часто не успевает провести проверку в установленный срок. В итоге, выносится так называемый «технический отказ». В этом случае можно добиться справедливости в прокуратуре, но будет потеряно время.

Сам процесс расследования может затянуться надолго с перенаправлением дела из одного подразделения в другое, с запросами на сайты, в банк, и ожиданием ответов. Получателя средств не всегда просто найти, т.к. мошенники могут использовать анонимные домены и кошельки, зарегистрированные на чужие данные.

Есть ли шансы вернуть свои деньги?

Для начала, немного статистики. По результатам опроса в 2018 г., лишь 48% жертв преступлений (любых) обратились в полицию. Из них добились возбуждения уголовных дел 45%, чуть меньше половины. В итоге, дела дошли до суда в 35% случаев. Но это общая картина, в случае же с интернет-преступлениями все сложнее.

Сотрудники правоохранительных органов не горят желанием расследовать такие дела, особенно если сумма ущерба незначительная. Они пытаются под разными предлогами отказать в возбуждении дела или убедить потерпевшего не писать заявление. Да и сами жертвы интернет-аферистов легко отказываются от своих прав. Дела, связанные с мошенничеством в интернете, редко доходят до суда. Но все же, если вы готовы бороться до конца, стоит попробовать. Очень поможет поддержка грамотного юриста. Шансы на положительный исход дела хоть и не велики, но есть.

Если вы столкнулись с интернет-мошенничеством, есть целый ряд органов, которые могут помочь восстановить справедливость: начиная полицией и заканчивая Отделом экономической безопасности. Чтобы правоохранительная система послужила надежным инструментом в ваших руках, необходимо, во-первых, определить специфику своего случая и орган, который лучше всего ему соответствует. Во-вторых, важно соблюсти все формальные требования к заявлению и прикрепить максимально возможные в данном случае доказательства. Следствие по таким делам занимает много времени и может затянуться, но шансы вернуть свои деньги все равно есть.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Коррупция, произвол, насилие: как правоохранительная система может избавиться от своих пороков. Интервью

Несмотря на масштабное реформирование структур МВД, растянувшееся на годы, вопросы к работе полиции сохраняются. Коррупция, произвол, палочная система, незаконное применение насилия, давление на оппозицию по политическим причинам — за это полицию критикуют чаще всего. Кроме того, плохая работа правоохранительных органов негативно влияет на экономику. В свое время об этом, в частности, говорил глава Комитета гражданских инициатив Алексей Кудрин: несоответствие правоохранительной системы общему уровню развития экономики и общества становится тормозом для экономического роста. Об итогах реформирования полиции, о преодолении ее пороков и о ее будущем Znak.com беседует с адвокатом Ростиславом Куликовым. Он известен защитой преследуемых по политическим мотивам, несколько лет назад он покинул органы внутренних дел, где работал следователем.

«За последние четыре года профессионализм и квалификация личного состава все больше падают»

— Реформа МВД стартовала в марте 2010 года. Прошло почти 10 лет. Каковы плоды этой реформы?

— Во-первых, повысилось денежное довольствие сотрудников МВД в 2-2,5 раза. Во-вторых, был обновлен кадровый состав. Правда, это коснулось в основном руководящего состава. В-третьих, стали жестче спрашивать с полицейских. Но вот тут образовалась проблема. У рядовых сотрудников отсутствуют четкие цели службы, что порождает бардак в их работе. Могу отметить, исходя из своих наблюдений, за последние четыре года профессионализм и квалификация личного состава все больше падают. Это хорошо просматривается по качеству раскрытия и расследования преступлений. Например, вся доказательная база по расследуемым уголовным делам основывается на признании вины.

— Но есть закон о службе в органах внутренних дел, закон о полиции, присяга при поступлении на службу и так далее. Разве там не обозначены цели службы?

— В присяге слишком общие формулировки. Что касается поддержания порядка, то здесь полиция справляется со своей задачей, направляются в суды уголовные дела, общеуголовная преступность снизилась по сравнению с тем, что было лет 15 назад. Я же имею в виду, что, по моим наблюдениям, у полицейских отсутствует личная мотивация для службы, вместо нее — меркантильность. А только материальная мотивация не может служить основополагающей. У людей, идущих служить в полицию, должно быть сформировано устойчивое правосознание, чтобы следовать неукоснительному соблюдению закона. А у сотрудников полиции в настоящий момент, к сожалению, этого нет. И одна присяга тут дело не исправит.

— А когда-то раньше это было? Какой период существования милиции-полиции вы можете назвать наилучшим?

— Та система органов внутренних дел, которую мы наблюдаем сейчас, была сформирована в 70-х годах XX века при министре внутренних дел Николае Щелокове. Именно тогда было сформировано доверие общества к органам внутренних дел. Но все течет, все меняется, социальные процессы ускоряются, а система с того времени, по сути, не реформировалась. Да, свои базовые функции система МВД выполняет: борьба с криминалом, борьба с коррупцией, но те меры, реформы, которые были приняты за последние 10 лет, явно недостаточны. Та же заработная плата не индексировалась уже лет семь. Соответственно это влияет на мотивацию личного состава. И поскольку система устарела, то многочисленные попытки что-нибудь в ней подлатать не дадут должного эффекта.

— Одна из главных проблем системы МВД — это палочная система, за которой следуют произвол, пытки, махинации со статистикой. На ваш взгляд, это родовая травма российской системы МВД или же возможно преодолеть?

— Оценка эффективности работы органов внутренних дел была сформирована в 70-х годах прошлого века: раскрываемость, направление уголовных дел в суд и так далее. В 2014 году ее попытались поменять, введя балльную систему. Это приказ 1040, насколько я помню, в нем отражены критерии оценки эффективности работы органов внутренних дел. Но если внимательно его прочитать, то он снова воспроизводит палочную систему. Пока существует понятие АППГ (аналогичный период прошлого года), то сотрудники будут делать все возможное, чтобы превысить его хотя бы на одну единицу. Если мы, например, возьмем такую норму права, как управление автотранспортным средством в состоянии алкогольного опьянения, то увидим из практики судебных дел, что сотрудники ГИБДД идут на всевозможные ухищрения, чтобы оформлять водителей как нетрезвых за рулем. Зачем это делается? Потому что у них план — нужно поймать определенное количество пьяных за отчетный период, вот и стараются, нарушая права водителей и надеясь, что те не смогут потом защитить себя в суде.

— Председатель «Комитета против пыток» Игорь Каляпин полагает, что к оценке деятельности правоохранителей нужно привлекать общественные структуры. Насколько эта мера реалистична?

— Общественный контроль за деятельностью полиции очень эффективная мера. Но я полагаю, что нужно вообще убрать АППГ и просто оценивать по динамике роста преступности. Если динамика отрицательна, то полиция работает хорошо. Это и так очевидно.

— Насколько серьезно общество в лице различных общественных организаций контролирует работу МВД? На примере дела Ивана Голунова мы видим, что пока не будет резонанса, не будет никаких изменений — рука руку моет.

— Случай с Голуновым очень показательный, общество может давить на полицию. Только у меня единственный вопрос. Хорошо, дело прекратили, а что дальше, кто ему подбросил эти наркотики? Уголовное дело возбуждено в отношении неустановленных лиц. Установить, кто совершил правонарушение, не составит труда. Но пока никого не наказали, только уволили нескольких полицейских.

— Не будешь же всякий раз собирать сотни и тысячи митингующих, чтобы защитить права отдельно взятого гражданина. Как быть, если человек никому не известен, но он стал жертвой полицейского произвола?

— Нужен суд присяжных, он надежнее и справедливее. Это в каком-то случае и есть давление общества и на полицию, и на правосудие. Ведь судят обычные люди с улицы, их сложно подкупить, с ними сложнее договориться. Сейчас суды присяжных существуют только на уровне районных судов, и то применяются далеко не во всех случаях. У нас 80% уголовных дел рассматриваются в особом порядке, когда человек все признал сам. В таком случае суд присяжных не нужен. Но когда человек не признает свою вину, он тоже надеется на справедливость. Если мы посмотрим на практику приговоров, когда их выносят суды присяжных, то там около 20% оправдательных приговоров. Суд присяжных исключает влияние прокурора и начальника полиции. Но, естественно, такой суд не нужен той же полиции или прокуратуре, и вертикали власти вообще, потому что, как я уже сказал, половина приговоров будут оправдательными.

— То есть замкнутый круг? Без смены политического режима нечего и мечтать о широком распространении судов присяжных?

— Нет, при нынешнем режиме суд присяжных возможен, необязательно его менять. Просто нужно доносить правильность этой идеи до первых лиц государства, а с их стороны нужна политическая воля.

«Нужно создать такие условия, чтобы решить вопрос по закону было легче, чем давать взятку»

— Как вы оцениваете предложение, чтобы разделить полицию на региональную и местную, с одной стороны, и федеральную — с другой. Местная занимается мелкими преступлениями, федеральная, допустим, организованной преступностью. C таким предложением выступал Комитет гражданских инициатив во главе с Алексеем Кудриным. Поможет ли это лечению родовых пороков МВД?

— Но есть аргумент против, такая децентрализация может привести к тому, что на местах полициях будет сращиваться с местными чиновниками и никто ее не будет контролировать сверху, что усилит коррупцию.

— Учитывая, что у нас выстроена вертикаль власти, я думаю, что глава региона будет служить системой сдержек и противовесов для предотвращения коррупции, кумовства и тому подобных вещей. Другое дело, что федеральная власть, по крайней мере при нынешнем режиме, никогда не пойдет на такой шаг. Это развалит ее вертикаль, которую она несколько лет выстраивала и теперь за счет нее управляет регионами и муниципалитетами.

— Одна из проблем сотрудников МВД — это некая субкультура в органах, которой больше свойственны не желание защитить право и закон, а стремление выслужиться перед начальником, сделать карьеру, как вы сказали выше — отсутствие четких целей службы. Как быть с этой проблемой? Может быть, как в Грузии, уволить всю полицию и заменить ее свежими кадрами?

— Пример Грузии показателен. Еще с советских времен это была одна из самых коррумпированных республик. Но к нашим реалиям это вряд ли подойдет. Как обновить кадры? Устроить тотальную переаттестацию? Мы это уже делали. Вообще всех выгнать и набрать новых? Но ведь полицейских не завозят откуда-то с других планет, их набирают из того же самого общества. Если само общество считает коррупцию нормой, то рано или поздно и полиция, состоящая из новобранцев, снова заразится ей.

— Тогда как вытравить из рядов полиции коррупцию и вообще изменить мотивацию с корыстной на служение обществу?

— Первое, с чего бы я начал, это лишил бы систему МВД своих собственных ведомственных вузов. Я сам такой закончил. МВД готовит свои кадры, зачастую их выпускники далее служить не хотят, но делают это, потому что их держит контракт. С другой стороны, есть гражданские вузы, выпускники которых хотели бы пойти служить в МВД. Но из гражданских вузов сложно попасть в полицию, потому что требования при приеме чрезмерно завышены, а сама процедура, скажем так, непрозрачная. Но когда мы позволим приходить служить в МВД обычным гражданским лицам, тогда начнут меняться внутренняя культура и мотивация полицейских. Почему? Потому что люди, приходящие из гражданских вузов, не встроены в систему. И, соответственно, у них иной взгляд на вещи, иные ценности, они не подвержены тому, что вы назвали субкультурой полицейских.

— Не проходит и месяца, чтобы кого-то из полицейских не поймали на получении взятки. Глава Национального антикоррупционного комитета Кирилл Кабанов полагает, что регулярные аресты полицейских начальников свидетельствуют, что сейчас проходит лечение от болезни под названием «коррупция». Вы как считаете, все эти аресты действительно свидетельствуют о постепенном выздоровлении МВД?

— У меня недавно было одно уголовное дело. Один из подсудимых в ходе судебного заседания на вопрос, видели ли вы полицейского, который не берет взяток, ответил, что видел, но когда был в дурдоме (он проходил судебно-психиатрическую экспертизу в ходе расследования). Взяточничество — это болезнь не только МВД, это болезнь всего общества. Требовать от полицейских перестать брать взятки, когда все остальное общество их дает, а чиновники высшего ранга не брезгуют их брать, не является решением проблемы. Коррупцию нужно искоренять во всем обществе. А что касается правоохранительных органов, то нужно создать такие условия, чтобы решить вопрос по закону было легче и эффективнее, чем давать взятку. Взятка ведь в каких случаях дается? Например, при прохождении экзаменов для получения водительского удостоверения. А нужно систему сдачи экзаменов автоматизировать, убрать человеческий фактор. Нет условий — нет взятки. А у нас только ужесточают наказание. И что в итоге? Вот, например, ужесточают наказание за нарушение ПДД. Это не значит, что нарушать будут меньше, это значит, что «тариф» взятки будет больше. Ужесточение — это не решение проблемы.

— Есть и другое предложение. Например, у каждого сотрудника органов, проработавшего более 10 лет, и у его ближайших родственников проводить опись активов и требовать объяснения, на какие средства они приобретены. Но не будет ли в этом случае нарушения их прав?

— Насколько я знаю, подобная практика уже есть, полицейские обязаны декларировать свое имущество. Но даже в этом случае исполнение очень убогое. Вот, например, случай из жизни. Участковый купил с помощью ипотеки себе квартиру, а прокурор, усмотрев несоответствие в его доходах и расходах, обратился в суд и квартиру изъяли в пользу государства. То есть в теории это хорошая мера, но как она будет реализовываться на практике, большой вопрос. Под каток могут попасть рядовые сотрудники, а высокие полицейские чины могут выйти сухими из воды.

«Где может работать технология, человек не нужен»

— Государство год от года сокращает количество должностей в МВД, в первую очередь в ГИБДД. Насколько эту меру можно назвать реформаторской и способствует ли она эффективности?

— Эти шаги ни к чему не приводят. Давайте вспомним, кто готовит эти предложения. Это сотрудники кадровых подразделений, которые не имеют вообще никакого представления о том, как работает та или иная служба МВД. Сами себя они не сократят, поэтому и режут по рабочим должностям: по следователям, по оперуполномоченным, по дознавателям, по сотрудникам ГИБДД. Просто возрастают нагрузка и требования на отдельно взятого сотрудника.

Я согласен, что надо как можно больше реформировать МВД. Но только с умом. Предложения по реформированию должны включать в себя не предложения кадровых аппаратов, всяких вспомогательных служб, а прежде всего предложения самих сотрудников. Насколько я знаю, сейчас даже материально-техническое обеспечение оставляет желать лучшего. Бывают случаи, что сотрудники полиции за свой счет бумагу для ксерокса покупают. Этот вопрос тоже должен стать частью реформы. А просто все подряд оптимизировать, исходя из экономии бюджета, это не реформирование. И уж точно это не приведет к изменению мотивации полицейских, повышению их правосознания, соблюдению прав граждан. А именно эти вещи должны быть целью реформирования.

— Но сокращают не только количество личного состава. Постепенно у того же ГИБДД забирают и функции. Например, несколько лет тому назад техосмотр был изъят из ГИБДД и передан коммерческим организациям. Комитет гражданских инициатив предлагал в свое время передать функцию выдачи водительских прав в гражданские ведомства. Не много ли у МВД функций и пойдет ли на пользу обществу их сокращение?

— Там, где в МВД есть тема денег, всегда найдутся возможности и соблазны для коррупции. Вот раньше водители платили штрафы напрямую полицейским, теперь эту функцию у них забрали, мы оплачиваем квитанции, причем есть льготный период, и взятки стали давать меньше. Что касается водительских прав, то, как я уже сказал, экзамен для их получения можно вообще автоматизировать. А полицейские в это время пусть ловят нарушителей на дорогах. Компьютерная программа сама решит, прошел человек экзамен или нет. И так во всей службе, где может работать технология, человек не нужен.

— К слову сказать, насчет технологий. Сегодня правительство активно занимается цифровизацией. Например, камеры регистрируют нарушителей скоростного режима. А должен ли видеоконтроль коснуться и работы полицейских? Например, организовать постоянную фиксацию деятельности сотрудников, обработку и анализ потокового видео на предмет сцен насилия и так далее. Это возможно?

— У каждого из нас есть смартфон, которым мы можем фиксировать работу полицейских, в том числе и нарушения с их стороны. И если это уже реальность, почему бы не сделать следующий шаг — принять закон, который бы обязывал всех полицейских оснастить видеорегистраторами? Я уверен, что повсеместное внедрение видеорегистраторов будет выгодно также и самим стражам порядка. Например, кто-то напал на полицейского. Он вынужден был сопротивляться. Но его, допустим, обвиняют в превышении должностных полномочий. И как он может доказать свою правоту? Вот, пожалуйста, видеозапись, на которой видно, что на него напали, а он действовал строго в соответствии с протоколом: предупредил лицо о противоправном поведении, лицо не прекратило противоправное поведение, и он применил физическую силу.

— Методы и предложения реформирования понятны. Но кто же за это возьмется? Если у власти стоят силовики, то очевидно, что им невыгодно реформировать МВД, тем более если оно служит инструментом политического давления. Есть ли выход в такой ситуации?

— Дело в том, что среди правящего класса выходцев из МВД нет. Там в основном выходцы из КГБ. И мы действительно видим по «московскому делу» то, о чем вы говорите, когда по легким составам преступления назначаются драконовские наказания. Какой выход? Только за счет роста правосознания самих полицейских. Пусть это прозвучит несколько идеалистически, но полиция может проявить твердость и просто не оформлять задержанных на митингах. Вспомним недавний случай, когда полицейский Виталий Максидов отказался признавать себя пострадавшим от брошенной бутылки и уволился. Если так каждый поступит в московском МВД, я сомневаюсь, что в одночасье всех уволят. Всех не уволят. При этом и гражданское общество в такой ситуации тоже могло бы поддержать полицейских, которые отказываются возбуждать дела там, где нет преступления. То есть показать, что не все полицейские — это «псы режима» и «каратели». Вот, есть достойные люди. Это показало бы, что полиция стоит не на стороне правящей группы, а на стороне закона и соблюдения прав граждан. И я уверен, рано или поздно это произойдет.

Исповедь экс-участкового: «Полиция деморализована из-за нехватки профессионалов»

Старший лейтенант Эдуард Мануков, прослуживший пять лет в одном из наиболее криминальных районов Воронежа, откровенно рассказал об изнанке самой «народной» должности в полиции

Добавить в закладки

Удалить из закладок

Войдите, чтобы добавить в закладки

Читать все комментарии

Эдуард Мануков не служит в МВД с апреля. Я знаю, почему он покинул родной Железнодорожный райотдел и систему в целом, он не скрывал, но просил пока не писать. Переубедить не получилось, поэтому выполняю обещание. Возможно, к этой теме мы с ним ещё вернёмся.

Манукову 27 лет. Сейчас он занимается бизнесом, его «всё устраивает», но о профессии, которую называет «любимой», говорит с вдохновением.

О ПОЛИТИКЕ

– Был тут до вас ещё один честный – Роман Хабаров. Теперь сидит.

– Его, думаю, участие в оппозиции погубило. Политика такая вещь. Если туда идёшь, то не в оппозицию.

– Круто мы начали. То есть, вы за жёсткий разгон митингов?

– Что значит «жёсткий»? У нашей полиции не такие широкие полномочия применять какие-то радикальные меры. По сравнению с той же Европой и Америкой. Например, оружие. И не то что против человека – отъявленного злодея, преступника. Зверей! Я за свою службу дважды ликвидировал бойцовских псов, которые кидались на людей: огромная дворняга едва не загрызла девочку, а питбуль – у него хозяин наркоман – укусил девушку. Если бы я их не уложил, не знаю, чем бы всё закончилось. Так что было! Приехали росгвардейцы, глаза квадратные: мол, ты сдурел? Меня таскали по психологам, на полгода лишали табельного оружия. И я на выезды направлялся «пустой». Драка ли, псих ли в квартире, который с топором кидается – а ты безоружный. Благо, у меня личный травмат, зарегистрированный. Брал его. И потом: митинг – это мирное собрание. Но когда ты заведомо устраиваешь провокации – а на наших «громких митингах» есть профессиональные провокаторы, это не секрет – проявляешь агрессию и подстрекаешь других… Полицейские должны раздавать шарики? Я считаю, даже если ты против власти, высказывать это надо цивилизованно и конструктивно. А не руганью и оскорблениями.

– Именно поэтому вы сначала служили в отделе по борьбе с экстремизмом…

– Пришлось. Меня направили туда сразу после Воронежского Института МВД. В мои обязанности входил «не политический» экстремизм. Я мониторил интернет на предмет демонстрации нацисткой символики, запрещённых произведений из списка Минюста – у футбольных фанатов и т.п. Да, порядком находилось: в месяц по 30 – 40 материалов приходилось составлять.

– «За репост» часто народ заворачивали?

– Слушайте, мы с вами нормальные законопослушные люди. Вы скопируете себе на страницу во ВКонтакте фашистскую свастику? Я тоже. Потому что уважаю память о Великой Отечественной войне. Напишете, что такой-то политический деятель… не очень хороший человек? Я даже в семье матом не выражаюсь, потому что так воспитан. Есть не только законодательные, но и какие-то общечеловеческие границы… В общем, через полгода в «отделе экстремизма» я понял, что это не моё. И сам попросился «на землю» – в райотдел участковым. Это то, о чём я мечтал всегда.

О ПЫТКАХ

– О дяде Стёпе в детстве начитались?

– Нет уже сейчас «дядей Стёп», и иллюзий я не строил. Из Института МВД выпустился в 2014-м году, после реформы. И прекрасно понимал, что «та» идеализированная система далеко в прошлом.

– Да. Героями «дореформенной милиции» были Серёга Глухарёв и Стас Карпов.

– Кино и сказки. Я в то пограничное время учился, уже видел систему изнутри, и точно могу сказать: если и были «карповы», то единицы. Во всяком случае, в Воронеже и на моём пути. И образование в Институте давали блестящее, педагоги сверхпрофессионалы.

– Мне кажется, это вы сказки рассказываете. Я лично могу перечислить с ходу штук пять уголовных дел о пытках в полиции, когда вина полицейских установлена судом!

– Пытки, о которых в том числе и Хабаров говорил, были, в основном, в 90-е – начало 2000-х. Для современной полиции это, скорее, исключение…

–… то есть, можно написать: в Железнодорожном ОМВД Воронежа пыточной комнаты нет?

– Я такой не видел. Сейчас проблема не в пытках. Проблема в острейшей нехватке квалифицированных кадров. Когда я только начинал работать, без высшего юридического образования в полицию не брали. Пусть не учебного заведения МВД, пусть с гражданки, но хотя бы юридического профиля. Постепенно это правило нивелировалось, и сейчас в те же участковые – не говорю уже о ППС – принимают в прямом смысле всех подряд. Едва ли не с дипломом слесаря (хотя есть Постановление Верховного Суда РФ ещё от 23 декабря 1992-го с постреформенными изменениями – «Об утверждении Положения о службе в органах внутренних дел…», которое это запрещает, – Авт.). На мой взгляд, страшная ошибка. Настроить мозги на работу именно в полиции может только ведомственный вуз. Там преподают такие дисциплины, которых на юрфаках обычных вузов нет. Знаете, что такое виктимология? Во-о-от. Это дисциплина, связанная с криминологией и психологией, изучает поведение жертвы. Много других тонкостей – в том числе, развитие логики, способностей анализировать. Ну не может человек рабочей профессии этому взять и научиться уже на службе! А отношение к оружию? Это огромная ответственность. Отношение у профессионально подготовлено полицейского и слесаря в полицейской форме к пистолету разное.

О ЗАРПЛАТАХ

– Почему ж так? Только и слышим, как прекрасно стало в полиции после реформы: зарплаты растут, ведомственное жильё дают…

– Когда я пришёл в 2014-м, зарплата у меня была 37,5 тысячи рублей чистыми. И за пять лет, скажу честно, не заметил, чтобы она индексировалась. Зато было вот так. Раз получаю – 35 тысяч. Звоню в бухгалтерию: да, говорят, сняли со всех надбавку «за секретность». А через некоторое время зарплату как бы повышают. До 36,5 тысячи. Это честно? Квартиру при мне дали, может, одному – двоим, хотя нуждающихся много. Зато условия работы очень сложные – и физически, и морально. Профессионалы идти не хотят. А народ с улицы клюёт на ментовскую романтику, но быстро сдувается. Зачем мне всё это, ради чего? Сейчас многие, кто работает в полиции, не видят смысла в этой работе. Честно признаюсь: даже если бы не история с моим уходом, я бы всё равно уволился. Не в апреле, а в сентябре, отработав пятилетний контракт. Хотя профессию люблю.

– Это очевидно: на службе в МВД не плюшки пекут. А люди, между прочим, жалуются: до участковых не дозвониться, на месте их не застать, жалобы заворачивают. Какой у вас был рабочий график?

– Один выходной в неделю, а порой без выходных. В 8.30 совещание у руководителя райотдела, то есть, прибыть нужно около 8, чтобы получить оружие. На совещании обсуждают происшествия за минувшие сутки, ставят задачи. Потом совещание только у нас, участковых – минут на 20. Затем – выезды, приём обращений, заполнение отчётов, ещё какие-нибудь совещания. В 20.30 сдаёшь оружие и домой. Но фактически ты всё равно продолжаешь нести службу, телефон отключать нельзя. То есть, мне совесть не позволяла его отключать. Могут и в три часа ночи позвонить. Зачем начальство? Какая-нибудь женщина: мол, муж опять пьяный, руки распускает, поговорите с ним… Говоришь, делаешь внушение. Потом её успокаиваешь. Потом обдумываешь всё это: каждую историю ведь через себя пропускаешь, переживаешь… А утром, не спавши, идёшь на службу.

… С Мануковым мы разговаривали часа три. Отвечать он отказался только на один вопрос – за какой случай на службе ему стыдно. О скелетах в шкафу, о том, почему не всегда удавалось оперативно реагировать на вызовы и строго наказывать домашних тиранов, о взятках и моральном облике полицейского – наше подробное с ним интервью читайте в цифровой версии газеты «МОЁ! Плюс».

Главная

В Калининграде члены Общественной наблюдательной комиссии нашли нарушения в отделе полиции Московского района, где в ночь на 20 октября получил смертельные ожоги задержанный Иван Вшивков.​

Президент Владимир Путин подписал законопроект, который разрешит полицейским выдавать предостережения о “недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений и правонарушений”. Ранее такое право было только у прокуратуры и ФСБ, причем игнорирование предостережения выступало отягчающим обстоятельством при вынесении решения судом.

Инициаторы проекта “Правопорядковый номер” недовольны: значки будут скрыты бронежилетами, они предлагают наносить номера крупным шрифтом на шлемы.

15 сентября в Сочи прошёл гражданский мониторинг соблюдения полицией норм закона о ношении нагрудного знака и об общении с гражданами. В нём приняли участие местные гражданские активисты, эксперты Московской Хельсинкской Группы Николай Кретов и Александра Пинтелина, а также представители МВД.

24 августа сенатор Владимир Лукин внес в Госдуму законопроект о деанонимизации полицейских и росгвардейцев. Он предложил размещать на форме либо амуниции сотрудников силовых структур хорошо различимые номера.

Юристы Фонда “Общественный вердикт” подали заявление в прокуратуру на правоохранителей, нецензурно выражающихся во время протестных акций в Москве.

За соблюдением права граждан на свободу собраний на акции 10 августа следили представители Московской Хельсинкской Группы, Комитета против пыток, Объединенной группы общественного наблюдения (ОГОН), Фонда “Общественный вердикт”, а также члены Совета по правам человека при президенте РФ (СПЧ). ОГОН обнародовал итоги наблюдения.

Объединенная группа общественного наблюдения об итогах наблюдения на массовой протестной акции 27 июля против недопуска кандидатов на выборы в Мосгордуму.

Представители правозащитных организаций провели пресс-конференцию “Факты насилия против мирных людей должны быть расследованы”, на которой представили совместное обращение правозащитников к правоохранительным органам по поводу чрезмерного применения силы во время публичных акций 27 июля и 3 августа в Москве, а также в связи с ограничением профессиональной деятельности журналистов и адвокатов в эти даты.

После массовых задержаний в Москве полиция часами удерживала задержанных в отделах МВД, в 284 случаях — более суток. Во многих отделах не пускали адвокатов, не брали передачи, изымали личные вещи, в некоторых к задержанным применяли насилие и угрозы.

По сообщениям СМИ

Реформа МВД начала 2010-х годов, очевидно, провалилась. Полицейское насилие, фальсификации уголовных дел и палочная система, порожденная сверхцентрализацией, — лишь часть проблем российской правоохранительной машины. Исследователи, правозащитники и бывшие силовики о том, что именно нужно в ней поменять, почему нужна децентрализация МВД и почему эти изменения не имеют смысла без реформы судебной системы.

Александр Ким показывает, как с этим бороться.

27 июля на акции протеста в Москве, по данным правозащитников, задержали 1373 человека. Больше 200 из них провели две ночи в отделениях полиции, 70 с лишним получили травмы. Общественная кампания “Правопорядковый номер”, запущенная незадолго до последней акции, оказалась как нельзя кстати. Ее цель – добиться того, чтобы полицейские и сотрудники Росгвардии во время работы на митингах носили легко читаемый личный номер на форме или защитном снаряжении.

Авторы проекта “Правопорядковый номер” хотят решить эту проблему.

В России полицейских доводит до самоубийства сама правоохранительная система.